Иван Чечот

Расскажите о вашем педагогическом опыте, и имеет ли он непосредственное отношение к искусству?

Мой педагогический опыт это опыт в области преподавания истории искусства, проблем теории искусства, философии искусства, эстетики… Я с 1976 года преподаю искусствоведам, и не только искусствоведам, разные главы истории искусства и искусствознания. Если проблематика искусства и образования включает в себя и проблематику образования и искусствоведения, то у меня большой конечно опыт. Но я подозреваю, что эта формулировка – искусство и образование, не включает в себя проблему искусствоведения. Во-первых, потому что с искусствоведением нет никаких проблем. В наших столицах открыты десятки кафедр, институтов и академий, где можно получить искусствоведческое образование. Или искусствоведческое образование в кавычках. Я сейчас не говорю о качестве и глубине этого образования. Огромное количество молодых девушек, прежде всего, и некоторое количество молодых людей почему-то идут получать искусствоведческое образование. То есть, недостатка в желающих у нас нет. Нам не нужна реклама искусствоведческого образования. Ни в Петербурге, ни в Москве, мне кажется… Другое дело, что если серьёзно посмотреть на вещи, то, конечно, наше искусствоведческое образование, даже в самых лучших его образцах, имеет множество недостатков. И содержательных и технических и организационных. И, вообще, оно довольно отсталое. Хотя, впрочем, в этой отсталости нередко кое-что есть, в консервативных традициях. Но я думаю, что эта проблематика меньше всего интересна в рамках большой темы (искусство и образование). Ну, неужели проблема воспитания элитарного искусствоведа кого-то вообще интересует? А настоящий искусствовед, - это конечно ”штучный, элитный продукт”. Никого это не интересует, это не является общественной проблемой. Иногда обсуждают проблему образования и воспитания журналистов от искусствоведения, это да. Но я думаю, что здесь тоже особенно обсуждать нечего. Как учить журналистов, скажем, не моё дело. А как передавать им некоторые знания об искусстве - ну если речь идет не о столь ответственной задаче, как воспитание такого штучного исследователя или мыслителя - то какая разница, как. Ну, наверно, первым делом нужно погрузить его в художественную культуру, в художественную среду, сделать ему доступными все источники информации, показать ему все возможности применения его журналистско-искусствоведческих сил. Ну и так он станет искусствоведом-журналистом. Ну, или иногда спрашивают, как воспитать куратора, и должно ли ему давать искусствоведческое образование. Я бы сказал, что я не знаю, как его воспитать. И не уверен, что ему обязательно нужно искусствоведческое образование, элитарного характера. Куратор это особое дарование, особый склад и особая судьба…. Я не знаю, как художника воспитать, но об этом мы наверно будем еще говорить. А куратора тоже, прежде всего, нужно ввести в художественную среду, открыть ему сцену, дать ему какие-то возможности, показать ему кто как работает из кураторов, ну вот и достаточно. А дальше пусть он делает сам, что умеет. Особенно если он к молодому поколению принадлежит, на которое все надежды. Старые кураторы, конечно, опытные, но они никому не интересны. Все ждут нового куратора. Вот… Так что, наверно, тема искусство и образование - это, прежде всего, вопрос о том, как учить художников? …или я ошибаюсь?

Сегодня образование стало важной темой общественных дискуссий. С одной стороны, так происходит из-за унификации образования в рамках Болонского процесса, куда вступила и Россия; с другой стороны, ряд крупных международных форумов современного искусства (documenta 12, manifesta 6) выбрали образование своей темой. Как объяснить, столь высокое внимание, направленное сегодня на образование, и какие принципы образования можно считать адекватными в современном мире?

Ну, я сам понимаю это следующим образом: во первых, образование приносит доход, а в нашей стране оно приносит очень большой доход при малых затратах, к сожалению. У нас можно набрать двести студентов и потратить на них копейки, а потом выписать им дипломы и собрать большую жатву. И так не только у нас. Везде, образование доходное дело. С другой стороны, я думаю, что образование так востребовано, и вот даже documenta и manifesta носятся с образованием потому, что есть ностальгия по образованию. Потому что на наших глазах образование разрушили, разрушают, и собираются разрушать дальше. Образование всем доступно, образование покупное, образование дёшево для тех, кто его организует. Вот мы сидим здесь в этих комнатках, где, в сущности, очень душно, невозможно работать, и, между прочим, четыреста человек в этих комнатках получают образование. Я думаю, образование разрушается на наших глазах не только у нас, везде оно разрушается. И поэтому есть ностальгия по образованию. Само современное искусство, думаю, что устало от собственной открытости и доступности всем и каждому. Ещё в эпоху классического модернизма, не всякий мог быть художником. Он должен был много учиться у элитарных преподавателей. Он должен был обладать талантами, способностями, редкими довольно. Это, вообще, был довольно редкий человек. Переходя в сферу искусства, он переходил в некую аскезу. Не в красивую жизнь переходил, легкую, студенческую, интересную, веселую. Это была аскеза. Учиться в Баухаусе, Вхутемасе, в той или иной дизайнерской школе на западе, - это аскеза. То есть: дисциплина, самоограничение, порядок, принципы, профессиональный этос, и тому подобное. Мы знаем, что все это утратилось. Осталось, может быть, отчасти в дизайне, отчасти в архитектуре. Осталось, конечно, в других искусствах, осталось в консерваториях, но я думаю, мы их обсуждать не будем. Какое они имеют отношение к современному искусству? Наверно, отчасти осталось в школах актеров… И вот искусство испытывает некоторую ностальгию по школе вообще.

Ну, вы имеете ввиду теперь отношение к образованию на Западе, ведь эта инициатива все-таки западная - documenta и Manifesta. То есть не имеется ввиду российская ситуация. Россия наврядли испытывает какую-то ностальгию по образованию, потому что оно все-таки еще осталось в такой консервативной форме.

Да. Но мы прекрасно знаем, что, то, что досталось нам от прошлого, досталось в очень плохом состоянии. То есть, я имею ввиду, то, что может быть на фасаде академии и написано суровыми буквами что-нибудь, но настоящей суровости давно нет. На самом деле, всюду царствует эклектика, бесхребетность и продажность. В этой самой академии в первую очередь. Так что вряд ли старые институты достались нам в таком вот энергичном, свежем состоянии. Они сами очень трухлявые. Они держатся благодаря тому, что они беспринципны. Если бы они были принципиальны, они должны были бы или пулю себе в лоб пустить, или пойти на баррикады, художественные баррикады, но они не идут на художественные баррикады, они не ведут никакой борьбы ни с кем. Ну, вот последнее, что я слышал, что в нашей академии художеств Церетели собирается завести факультет современного искусства. Это слух. И что возглавит его известный русский художник Бугаев Африка, и что будут набирать студентов и чему-то их учить. Возникает, конечно, вопрос: чему учить? Но я сейчас не об этом, а о том, что академия оказывается столь растяжима, столь приспособляема, столь широка, что она у себя может завести факультет современного искусства. И он будет рядом с факультетом живописи, где будут преподавать или старые художники еще эпохи соцреализма, или новые наши мастера церковной живописи… Я думаю, что и в России есть ностальгия по образованию. Я имею ввиду то, что, в целом, процессы, которые сегодня идут в образовании, хотя они называются демократизацией, на самом деле, я бы назвал их «омассовлением» образования. Образование становится массовым до безобразия. Я постоянно слышу, что сто процентов выпускников средних школ, хороших школ Петербурга, поступают в высшие учебные заведения. Для меня это означает что, не только отличники, но и ребята очень средних способностей, и даже ребята вообще без способностей, тоже все поступают в высшие учебные заведения. И тоже все получают такие же дипломы, и, следовательно, образованию их – грош цена. Я работаю в образовании и знаю изнутри, каково оно сегодня действительно. Это одна иллюзия, один дым, нет никакого образования. Может у математиков есть, у физиков - не знаю. А вот в гуманитарной сфере - в основном иллюзии. Кое-где - где или сохранились, или возникли новые кафедры, кружки единомышленников - идет какая-то серьезная педагогическая работа, но только кое-где. В целом, система продуцирует псевдообразование, инфляцию дипломов. И атмосфера, которая в высших школах, это такая атмосфера развлекаловки. К сожалению, и современное искусство, с его безбрежной свободой, раскованностью, по понятным причинам - по истории так получилось, и оно часто там, где пытается создать образовательный процесс, порождает не образовательный, а развлекательный процесс. Или процесс быстрого протежирования учащихся. Так, на скорую руку мы их изготавливаем: художников, кураторов, раз-раз-раз и готово! Вот ты уже и художник! Разве что диплом не выдают, а зачем тебе диплом? Тебя уже и так взяли. Куда там? На document’у ? На manifest’у ? Да пару пустых туда попасть! Только захотеть! Познакомиться с двумя-тремя нужными людьми, немножко ухо востро держать, немножко чувство иметь, того, что на топе, того, что востребовано, и вот ты уже там.

То есть с профессиональными знаниями это не имеет ничего общего?

Да. И это все знают. И это всех не очень устраивает уже. Дело в том, что ситуация - такая вяло-либеральная, такая какая-то рыхлая. Поэтому, здесь нет ни настоящей борьбы, ни настоящей конкуренции, ни действительных столкновений принципов. Художественная культура, так скажем, последних двадцати лет – вялая, рыхлая и неинтересная. Ну, более или менее она интересна тому, кто уж в ней завяз. Делает там свою карьеру, свои деньги, ну или просто самоосуществляется. Ну, уж завяз он по судьбе в этом. А так, если наблюдать со стороны, то мало интересного. И это не устраивает уже и саму эту среду. Поэтому она и мечтает о том, что вновь появится какая-то иерархия. Как восстановить образование без восстановления иерархии?

Вы имеете ввиду иерархию ценностей?

Иерархию ценностей, иерархию профессиональных или художественных, артистических способностей, качеств. Но слово иерархия, страшное, так ведь? Так вот, плохо прививается.

Но существуют разные модели иерархии.

Существуют разные модели иерархии, конечно. …Так что я подозреваю, что есть все-таки ностальгия по образованию.

Сегодня много говорят об образовательной функции, собственно, искусства. Как такая функция должна отразиться на подходах к образованию молодых художников?

Много говорят об образовательной функции самого искусства. Это мне понятно, это я могу прокомментировать. А как это отражается… на чём?

На подходах к образованию молодых художников.

На подходах к образованию молодых художников… Я вопрос так могу понять: Говорят, что современный образованный человек не может быть по-настоящему образованным, не может считаться таковым, если он не знает кое-чего из искусства, в том числе современного искусства, если он не умеет судить, не обладает своей позицией… Говорят, с другой стороны, что изложение некоторых глав истории искусства, не всех, очень важно для образования современного человека. Ну вот, если я современному человеку буду очень долго рассказывать о том, каково было искусство поздней готики, то я, честно говоря, не очень понимаю, зачем ему это нужно. Но, если я буду ему рассказывать о том, как складывалась история искусства 20 века, как там боролись различные направления, которые, в том числе, и с политикой были связаны, то это вроде бы ему очень важно. Поскольку мы ведь тоже еще включены в этот процесс, то есть, его необходимо сориентировать в этой области, это ему полезно. Вообще, ведь есть представление, что в понятие современности, в западном понимании, конечно, входит наличие современного искусства. А если так, то к этому современному искусству должен быть подключён так называемый современный человек. И вот, если ты считаешься современным человеком, ездишь на BMW и даже командуешь большой фирмой, и у тебя есть хороший компьютер, но ты не понимаешь, что такое концептуализм, и не можешь поговорить на эту тему, то ты, вроде как, необразованный человек. С другой стороны, следовательно, если мы воспитываем художника, то тогда говорят, воспитывать его мы должны, прежде всего, в образовательном ключе. Пришел к нам молодой человек, говорит: хочу быть художником! Физиономия симпатичная, взгляд вменяемый, ну, мы ему поверили, что он хочет быть художником. Как мы будем его теперь образовывать? Раньше как образовывали художника? Говорили: давай, вот тебе краски, стирай их. Вот пойди, помой кисточки. Теперь, пожалуйста, вот сделай копию с этого. Ну, теперь помоги мне наносить рисунок сюда, или еще что-то в таком духе. Делай как я. И это «делай как я» еще в модернизме было широко распространено. Ученики Пауля Клее – все маленькие Клее, ученики другого - тоже как второе издание гуру. А сегодня говорят так: Нет! надо этого молодого человека образовывать. Надо ему рассказывать какое искусство бывало, какое бывает, какое возможно, а вот он пусть сам теперь из этого выберет. И чем больше ему мы расскажем о проблемах искусства, о спорах по поводу искусства, вообще покажем ему как можно больше истории, картинок надо ему больше показывать, а то самому-то ему конечно лень пойти в библиотеку и посмотреть картинки, надо ему побольше показывать, чтобы он насмотрелся. Ну, и конечно надо ему больше объяснять. Приглашать ему разных лекторов, каких-нибудь импортных желательно, чтобы они ему тоже ещё что-то рассказывали. В общем, информация, информация, информация… не только первичного сорта, но и вторичного характера. Информация о проблемах, дискуссиях, затруднениях и возможностях. И вот когда мы набьем этого парня всем этим, тогда он станет художником.

И какими компетенциями он должен обладать?

И какими компетенциями он должен обладать? Но ведь это вопрос о том, кто понимается сегодня под художником. Я хочу сначала, вот в этом разговоре, хотел бы это понять сугубо практически. Для меня сегодня художник - это тот, кто умеет принять участие, с пользой для себя, прежде всего. Под «пользой для себя» я понимаю не только конкретный капитал, но и символический капитал, который можно заработать – принять участие в современной художественной жизни. Это тот, кто понимает, что значит участвовать в конкурсе, как дорасти до своей выставки, как разговаривать с галеристом, как выбрать, а то и сделать себе самому своего куратора. Поскольку художнику без куратора, в прямом или переносном смысле, сегодня непросто. И тот, кто понимает, как это делается, он профессионал. Профессионал тот, кто знает, как живет художник, и умеет это делать. Как он выворачивается, как он сводит концы с концами, в грубом смысле слова, и не в грубом. Я очень прямо и приземлено все это сейчас представил. Ведь есть машина современного искусства. Как сесть в эту машину и поехать? Есть наверно и другие стратегии, можно в эту машину не садиться, свою сколотить. Или организовать группу и сколотить на пару, на троих, на пятерых, десятерых, нашу машину. И как её назвать? Можно её назвать: проект такой-то. И сколько этот проект будет существовать? Как нам уметь его долго поддерживать, интерес к нему поддерживать. И самим не терять интерес. Вот таков с моей точки зрения сегодня этот профессионал. Конечно, можно сказать что, это очень низменный взгляд на вещи, и потребовать чего-то другого. Ну, сказать так, в таком, романтическом ключе что, художник это человек особой судьбы или особого дарования, ему нужны озарения, ему нужны внутренние борения, искания, и так далее, и так далее. Это будет какой-то совершенно другой образ, но и этот образ тоже нужно уметь включить в деятельность этой машины. Поэтому, вообще-то говоря, я думаю, если учить сегодня художника, или когда учат сегодня художника, не столько преподаватели, когда его жизнь учит, кураторы, то учат они его, как жить в искусстве. И этому можно научить, и этому можно научиться. Есть, конечно, еще одна такая область, современное искусство очень тесно связано с техникой, с техническими возможностями. И этих возможностей много, от сложной техники, новых технологий, до старых техник, и не очень старых. И по идее, наверное, молодому художнику нужно открыть мир технических возможностей. Ему нужно преподавать некое техниковедение, и материаловедение и вообще все возможности связанные с медиями, все возможности связанные с различными способами материального претворения, материального выражения.

А какие теоретические дисциплины необходимо преподавать?

Я не думаю, что сегодня есть теоретические дисциплины.

Если вы затронули тему техники, это скажем Маршал Маклюен, например…

Нет. Я не это имел ввиду. Я не имел ввиду идеи. Под материаловедением и техниковедением я понимал следующее, очень конкретное. Вот если мы с вами открываем художественную школу, но в этой школе у нас нет технопарка, у нас нет действительных возможностей, у нас нет материалов, у нас нет лабораторий, у нас нет технологов, если этого ничего нет, у нас есть только преподаватель философии и техники, специалист по Маршалу Маклюену или еще кому-нибудь, тот, кто нам объясняет, в чем философия компьютера, то мы опять с вами воспитываем скорее, некоего ну, не теоретика, а болтуна, скорее даже журналиста, в лучшем случае, а все еще не даем художнику возможность самому обращаться, как он захочет, с этой техникой. Я думаю, что вообще проблема дискуссий об образовании в нашей стране, и всего процесса размножения образования у нас, заключается в том, что у нас готовы завести художественную школу, но без мастерских, без технических возможностей, без раковины, без красок, без компьютеров, без видеокамер, без печатной мастерской, и вообще без всего. Только концептуальные разговоры, и тогда выпускники такой школы первым делом захотят получить грант с запада поехать на запад в нормальную западную художественную школу, где все материальные возможности будут в их распоряжении. И там, на этом западе, они первым делом приобретут себе хорошую настоящую видеокамеру и хороший настоящий компьютер с большим монитором, на котором они смогут работать, работать и работать. В нашем университете тоже ведь пытаются создать университет искусств. И даже уже создан он как бы, но так как средств мало, то поэтому вот приглашают всяких искусствоведов, теоретиков, философов, кого угодно, и они больше рассказывают об искусстве, в переносном смысле, в теоретическом, нежели собственно в соприкосновение с возможностями искусство приводят. Но когда я сказал в начале что теории нет, я имел ввиду вот что: я имел ввиду что сегодня ведь нет такой базисной теории искусства, о которой можно было бы сказать, что е должны знать все. И что, в особенности ее, должны знать художники. Опять же если возьмем классический модернизм, там было некоторое количество теорем, которые все должны были знать: или о цвете, или о форме или еще, о чем-нибудь. Ну а сегодня что должны знать все, и в том числе художники? Теорию информации? Или теорию коммуникации?

Беньямина наверно

Или Беньямина? Почему? Кто сказал, что его нужно знать? Это одна из многочисленных фигур, и не самая главная; и сорок раз устаревшая, по сравнению с другими. Но и другие уже тоже устарели. Устарели все. Нет ни одной теории, о которой можно было бы сказать, что она каноническая, или что от нее нужно плясать. Если мы сразу возьмем Бениомина, ну что же, мы получим с вами леваков. Но ведь наша задача не заключается в том, чтобы мы строили такую художественную школу, которая будет школой леваков. Или мы будем мыслить сразу несколько академий? Одна у нас будет левая Бениоминская, другая у нас будет Делёзовская, третья у нас будет коммунистическая, четвертая православная... но у нас таких академий уже довольно много. Мы ведь мечтаем о некой универсальной школе, где индивидуальность художника будет развиваться. Пришел Петя, послушал то, другое, третье, а стал не таким как его преподаватель. А стал вообще новым. Мы ведь все ждем нового художника. А не будет у нас нового художника, если мы его сразу напичкаем, раз-раз-раз и скажем, вот это главное, это главное, это главное. Мы получим, к сожалению, клона. То есть, теории нет, и поэтому я не сказал бы, что нужно напрячься изо всех сил, всем миром, породить такую теорию, и вот ее художникам передавать. Может быть лучше дать им разные теории, организовать им встречи с разными теоретиками, чтобы вот как в материаловедении они познакомились с разными материалами и возможностями, так в теориеведении, они познакомились бы тоже с разными теориями, и выбрали себе по росту теорию. Я, конечно, развиваю очень такой, либеральный, бесхребетный проект, сейчас на словах. Но я не знаю, как можно сегодня построить жесткую школу. Можно ли сегодня построить жесткую школу?

Но необходимо все-таки ознакомление с какими-то базовыми теориями

Да. Конечно. Просто когда вы сказали теория, я имел ввиду не историю теорий, у нас все теперь умеют преподавать историю теорий. А я имел ввиду, что я вхожу в аудиторию и должен свою теорию давать. Как когда-то, даже еще при советской власти, был предмет история эстетики, а был предмет, который назывался: марксистско-ленинская эстетика. Ну, эта марксистско-ленинская эстетика была, предположим, в исполнении Моисея Самойловича Кагала. Так это была вообще-то Кагаловская эстетика. А где-нибудь в Москве она была в исполнении Михаила Федоровича Овсянникова, так вот это была Овсянниковская эстетика. Вот сегодня я не уверен, что так это возможно. У нас везде и всюду изложения теорий. Наверное, это правильно. Пока новая, сильная теория не родилась, наверное, не следует создавать у художника иллюзию, о том, что она есть. Мысль заключается в том, что вопрос об образовании, имеет две стороны. Одна сторона высокая, философская, художественная: что такое образованный человек? Или что такое образованный художник? А не наив. Это вопрос трудный, и в то же время очень завлекательный. Но это вопрос, который мы можем обсуждать бесконечно, не переходя ни к каким практическим выводам. И чем больше мы будем его обсуждать, тем больше мы будем склоняться к тому что, конечно, любое образование есть самообразование. Конечно, подлинное образование есть глубокое, тонкое, и никогда не законченное. Не бывает законченного высшего образования. Только формально. Но есть другая сторона: образование как получение дипломов. Образование как мандат на успех в социальном пространстве. Вот думая о художниках: ну зачем вам художники какое-то еще образование (в смысле мандат)? Если вы начали что-то делать, если вас кто-то заметил, и если вы вошли в определенную институцию, и эта институция заведует молодыми художниками, а у нас таких институций сейчас немало в мире, и даже в нашей стране; зачем вам диплом? Идите на выставку. Подавайте работы на конкурс. Знакомьтесь с галлеристом. Работайте, работайте. Я не знаю, какое образование было у Рафаэля. Да, у него не было диплома. И ничего, Папа Римский его пригласил, он расписал то, что полагалось ему расписать. Ну и сегодня такая же ситуация, в некотором роде. Вас пригласили на manifest-у, ура! Прекрасно! А на manifest-е вы познакомились с кем-то, кто пригласил вас дальше, замечательно! Зачем вам образование (в смысле бумажки)? Или нужна? Кому нужно образование художников? Художникам? Или директорам от образования? Вот я, например, наблюдаю, что в нашем городе, разные ректоры, директоры, которые никакого отношения к искусству не имеют, сейчас очень хотят завести образование для художников. Может быть им это нужно, поскольку им нужно наращивать свое производство дипломов. С другой стороны: видимо, художнику все-таки некая бумажка нужна. Бумажка ведь, это какой вопрос: бумажку просто так нельзя выдать, я не могу просто расписаться. Лишь когда за моей подписью стоит министерство, учебное заведение, учебные планы, стандарты, вплоть до высшей аттестационной комиссии, только тогда моя подпись что-то значит. И только тогда, за нее платят деньги. Вопрос об образовании это, в сущности, социальный вопрос, социально-бюрократический вопрос. Этот вопрос, если серьезно его ставить, надо обсуждать с министерствами и ведомствами, с ректорами, а не с искусствоведами. Мне, в общем-то, совершенно наплевать, есть у художника диплом, или нет. Есть у него формально образование, или нет. Меня интересует только одно: актуально, интересно его произведение, или не интересно. Стал он художником де-факто, или не стал. Я множество дипломов по искусствоведению выписал. Де-юре это все искусствоведы и искусствоведки, но де-факто они ни какие не искусствоведы. И вот эта вторая практическая сторона, она у нас вечно отступает на задний план, по сравнению с первой стороной, идеальной. Мы готовы спорить, что такое образование, образование современного человека, нужно ему знать какие-то теории, или не нужно… И мы все время боимся самого существенного вопроса: как нам завести образование для художника, за которое выдается диплом государственного образца? Но не от имени Ретроградной академии художеств, а предположим, от имени, Санкт-петербургского государственного университета. Вот мы сидим сейчас в Смольном институте свободных искусств и наук. Это такое учреждение, полу-американское, полу-русское, экспериментальный проект; мы выдаем американский диплом, и русский диплом это бакалавриат, четыре года. У нас здесь есть особая специальность, она проведена через министерство, - искусство и гуманитарные науки. Причем, под искусствами понимаются, не искусствоведение и не теория искусства, а в том числе и практические искусства. И у нас ребята имеют право выбирать себе практическую стезю. Здесь, в стенах университета, они продолжают играть на фортепиано, если они этому учились, сочиняют компьютерную музыку, фотографируют, под руководством известных петербургских фотографов, некоторые пишут картины, делают инсталляции… и вообще делают все то, что они делают. Только в качестве диплома, они не имеют права подать свою инсталляцию. И вот тут, загвоздка. В качестве диплома они не могут подать свои фотографии, и мы заставляем их, абы как, составить какой-то текст о своей собственной инсталляции, и тогда мы выдаем им диплом. Они дальше вероятно пойдут, может быть, по линии художника, но диплом то у них - не художник. Вот здесь загвоздка: как пробить некоторые новые формы художественного творчества, в качестве дипломных работ по специальности Искусство (в практическом смысле). Вот это вопрос. И он животрепещущий, потому что социум так устроен сегодня, что молодые люди хотят еще и диплом. Честно говоря, зачем он им нужен, я совершенно не понимаю. Вообще, зачем теперь всем людям нужен диплом? Этот девальвированный, ничего не значащий диплом. Если я кого-то принимаю на работу, (я работаю в некоторых местах, где имею право принимать на работу) то я это делаю не по диплому. Как наверно и каждый из нас. В журналисты наверно берут не потому, что у тебя есть диплом журналиста, а потому что у тебя физиономия журналиста, и повадка и наверно, некоторое умение. И возьмут тебя журналистом, даже если ты физик. Но почему-то эти дипломы нужны. Это загадка для меня. Может быть коллеги социологи, обществоведы могут ответить на этот вопрос? Я не берусь.